2017. т. 12. №3

Основная цель данной статьи – проанализировать новый механизм глобального управления, выработанный в рамках форума «Группы двадцати» 19 наиболее развитыми экономиками мира, а также ЕС в лице Европейской комиссии и Европейского совета при сотрудничестве с международными организациями (МО) и представителями органов власти. Автор статьи отказывается от теории «созидательного разрушения» Шумпетериана и полагает, что новый, ориентированный на практические результаты, механизм глобального управления создается на основании соединения между (1) «Группой двадцати», действующей как центр многоуровневого сотрудничества и вершины управления системными рисками; (2) международными организациями, предлагающими свою экспертизу по конкретным тематическим сферам; и (3)представителями органов власти (шерпы или министры, ответственные за конкретные вопросы, которые встречаются, чтобы обсудить подготовку и исполнение принятых обязательств, и обеспечивают выработку решений, одобряемых лидерами на саммитах для решения сложных вопросов. В заключении автор отмечает, что успешное распространение этого механизма позволило достичь амбициозных результатов, таких как (1) создание механизма смягчения последствий экономического кризиса и устранения лакун в системе глобального управления; (2) наращивание международного сотрудничества и (3) формирование потенциала для распространения инновационных подходов. 

Председательство в «Группе двадцати» перешло от Китая к Турции в конце 2016 г. в период слабой экономической активности и снижения темпов глобального роста. Ожидается, что экономический рост Китая замедлится до 6,3% в 2016 г. и 6,0% в 2017 г., что в первую очередь вызвано более слабым ростом инвестиций на фоне продолжения поиска экономикой нового баланса. Признавая, что более низкие темпы роста стали «новой нормалью», руководство Китая в 13-м Пятилетнем плане (на 2016-2020 гг.) установило ежегодный целевой темп роста экономики Китая на уровне не менее 6,5%. План изменил акцент парадигмы развития Китая со скорости на качество на основе инноваций, координации, зеленого развития, открытости и разделения выгод. Это видение стало основой концепции и приоритетов китайского председательства в «Группе двадцати». В статье рассматриваются основные итоги председательства Китая в «Группе двадцати» с упором на ключевые результаты, отражающие приоритеты страны в области внутреннего развития и международного сотрудничества. Используя качественный и количественный анализ документов «двадцатки» 2016 г. и документов международных организаций, автор выделяет ключевые решения, принятые на саммите в Ханчжоу, а также тенденции сотрудничества «Группы двадцати» с международными институтами.

Полученные результаты свидетельствуют о том, что приоритеты Китая в области развития, инноваций и торговли были отмечены беспрецедентным вниманием. Доля приоритета содействия развитию в дискурсе достигла почти 43% (по сравнению со средним показателем в 15% для всех одиннадцати саммитов), доля инноваций увеличилась в 10 раз и составила около 7% (по сравнению с показателем 0,75% для одиннадцати саммитов), а доля торговли достигла максимального в истории значения в 7,3% (по сравнению со средним показателем 2,8%). Доля вопросов окружающей среды в дискурсе составила 2,2%, что выше среднего уровня (1,42%) и показателей всех предыдущих саммитов, за исключением встреч в Каннах и Лос-Кабосе. Хотя доля дискурса по вопросам энергетики оказалась ниже, чем в Брисбене и Анталье, уровень около 4% сопоставим со средними показателями за всю историю «двадцатки» (3,4%). Доля экономических проблем (25%) была близка к средней за весь период (27%). В соответствии с исторической тенденцией доля финансовых вопросов в дискурсе «Группы двадцати» продолжила снижаться, что отражает роль института в разделении труда в отношении регулирования финансовых рынков.

Интенсивность взаимодействия «двадцатки» с международными организациями была выше, чем в среднем за период с саммита в Вашингтоне. Выбор организаций определялся приоритетами председательства и сложившимися тенденциями. Учитывая роль ООН в достижении целей устойчивого развития и приверженность Китая этой организации как центральному элементу справедливой и способствующей поддержанию мира многосторонней системы, неудивительно, что интенсивность упоминаний ООН была в два раза выше, чем в среднем за весь период существования «двадцатки», и значительно выше, чем в рамках любого другого саммита. Аналогичная тенденция наблюдается в отношении ВТО и ЮНКТАД. «Группа двадцати» продолжила полагаться на экспертный потенциал ОЭСР. Интенсивность взаимодействия «двадцатки» с МВФ и Всемирным банком была несколько ниже, чем в рамках предыдущих председательств. Также немаловажно, что Китай укрепил диалог «двадцатки» с аутрич-группами, прежде всего «деловой двадцаткой» и «профсоюзной двадцаткой».

Основываясь на результатах качественного и количественного анализа, автор приходит к выводу, что председательство Китая в «Группе двадцати» способствовало реализации приоритетов развития страны и отражало роль Китая в изменяющемся мировом порядке, помогая укрепить статус «двадцатки» в качестве основного форума экономического сотрудничества и наращивая ее возможности по распределению выгод глобализации между всеми гражданами. Автор утверждает, что Китай сумел обеспечить вклад в будущее сотрудничество в рамках «двадцатки», во-первых, за счет включения инноваций, новой индустриальной революции и цифровой экономики в ее основную повестку дня, отразившегося в принятии 137 обязательств по инновационному росту и создании соответствующих международных механизмов. Во-вторых, в области торговли и инвестиций китайское председательство способствовало разработке и принятию двух документов, один из которых определяет руководящие принципы для разработки глобальной инвестиционной политики, а другой направлен на стимулирование развития инклюзивной торговли и глобальных цепочек создания стоимости. В-третьих, в рамках председательства Китая «двадцатка» согласовала три плана действий по энергетическому сотрудничеству, включая «Расширение доступа к энергоресурсам в Азиатско-Тихоокеанском регионе: ключевые вызовы и План добровольного сотрудничества «Группы двадцати», «Добровольный план действий «Группы двадцати» по возобновляемым источникам энергии» и «Руководящая программа «Группы двадцати» по энергоэффективности» (EELP), обеспечивших дальнейший прогресс в решении вопросов доступа к энергии, экологически чистой энергетики, энергоэффективности, глобальной энергетической архитектуры, энергетической безопасности, а также прозрачности рынка. В-четвертых, Китай стимулировал сотрудничество в рамках «двадцатки» по содействию развитию, основанное на Плане действий по осуществлению Повестки дня в области устойчивого развития до 2030 г. В-пятых, председательство взяло на себя обязательство по созданию трех исследовательских центров «Группы двадцати» в Китае, обеспечив тем самым возможности для усиления своего влияния на процесс работы «двадцатки» на основе использования базы фактических данных, исследований и обмена знаниями в ключевых областях политики. Китай добился хорошего баланса преемственности и новаторства в повестке дня «двадцатки», способствовал повышению ее легитимности и эффективности благодаря продуктивному взаимодействию с ключевыми международными организациями и диалогу с аутрич-партнерами, а также укрепил потенциал «Группы двадцати» по реализации функций определения направлений действий, принятия решений и их исполнения.

БРИКС совершил значительный прогресс в экономическом взаимодействии и сотрудничестве в целях развития, в то же время объединение не было настолько же успешным в разработке и реализации собственной повестки дня в сфере международной безопасности, при том что имеются явные признаки того, что объединение заинтересовано развивать сотрудничество в этой сфере. Почему же тогда БРИКС медлит с развитием взаимодействия в сфере безопасности, и каковы перспективы наращивания сотрудничества в этой области? В данной статье проводится анализ того, как БРИКС формирует повестку дня сотрудничества в сфере безопасности, в то время как объединение старается утвердиться в качестве гибкой, но все же последовательной организации и влиятельного коллективного актора в международных отношениях. Обращаясь к ключевым документам БРИКС и отчетам по итогам встреч по вопросам безопасности, автор анализирует три направления связанной с безопасностью деятельности, начавшейся с первого саммита объединения в 2009 г.: 1) попытки координации позиций по конкретным вопросам безопасности, таким как вооруженные конфликты, и соответствующим нормативным подходам; 2) попытки координировать политику; 3) инициативы по формированию институтов. Автор приходит к выводу, что основная часть дебатов по вопросам безопасности в рамках БРИКС фокусируется на первом направлении. В то же время если стороны еще предпринимают какие-то усилия по координации политики, то в вопросах формирования институтов достигнут минимальный прогресс. Показывается, что международная безопасность до сих пор не относится к наиболее простым для обсуждения темам, к которым обращаются страны-члены объединения в целях углубления сотрудничества в рамках коалиции. Этот факт можно объяснить внутренними различиями стран-членов и ситуативными факторами. Тем не менее, препятствия для более целостной повестки дня БРИКС не являются непреодолимыми, однако они могут сужать диапазон тем, которыми занимается объединение. В частности, имеется непроработанная область, в которой пять стран могли бы расширить сотрудничество, используя свой опыт в сфере содействия международному развитию и миротворчества. Эта сфера – предотвращение конфликтов.  

Статья посвящена исследованию характера и степени влияния либерализации сферы услуг на участие стран БРИКС в глобальных цепочках добавленной стоимости.

В статье при помощи методов эконометрического анализа была определена обратная взаимосвязь между величиной барьеров в инфраструктурных отраслях услуг и степенью участия стран в глобальных цепочках создания стоимости.

С помощью данных о структуре торговли товарами и услугами в терминах добавленной стоимости было проанализировано положение развивающихся стран на примере стран БРИКС в производственных и сервисных ГЦС. Так, Китай и Индия являются странами, наиболее глубоко вовлеченными в международные производственные и сервисные цепочки. Несмотря на то, что Россия, Бразилия и Южная Африка включены в производственные цепочки стоимости в большей степени как поставщики сырья и промежуточных товаров с низкой добавленной стоимостью, эти страны обладают значительным потенциалом расширения своего участия в системе международного производства, в частности, посредством улучшения инфраструктуры, необходимой для функционирования ГЦС.

 На основе изучения опыта либерализации отдельных секторов услуг в странах БРИКС было выявлено положительное влияние снижения барьеров в сфере морских, железнодорожных и авиаперевозок, а также финансов на улучшение качества и снижение стоимости предоставляемых услуг. Авторы отмечают, что во многом подобные эффекты стали результатом не только снижения барьеров в сфере услуг, но и реализации комплекса мер, направленных на повышение инвестиционной привлекательности стран. В статье сделан вывод, что либерализация инфраструктурных отраслей услуг может стать одним из инструментов интеграции стран БРИКС в ГЦС. Вместе с тем эта либерализация должна являться элементом более широкой стратегии развития, включающей в себя меры торговой и инвестиционной политики, направленные не только на расширение участия в глобальном производстве, но и общее экономическое развитие страны. 

Размывание налогооблагаемой базы и перемещение прибыли (tax base erosion and profit shifting, BEPS) является глобальной проблемой. Поиск путей ее решения – актуальная задача для большинства стран. Глобальный экономический кризис привел к формированию новой среды и требований к ведению бизнеса. Эти требования разрабатывались двумя ключевыми международными институтами: ОЭСР и «Группой двадцати». Такой подход позволил привлечь к процессу не только развитые и развивающиеся государства, являющиеся членами данных институтов, но и широкий спектр государств-партнеров. В результате общее количество стран, заявивших о своей приверженности Плану BEPS, превысило 100.

В данной статье оценивается уровень исполнения рекомендаций Плана BEPS в Индонезии и пяти странах БРИКС. Автор проводит мониторинг их действий по 13 из 15 Мероприятий Плана (исключая Мероприятия 11 и 15), а также выявляет ряд наилучших практик, которые могут быть полезны в связи с реализаций Плана в России.

В рамках мониторинга рассматриваются совершенные и планируемые действия, в первую очередь поправки и новые нормы национального законодательства, а также планируемые периоды имплементации для каждого из Мероприятий. Кроме того, автор оценивает институциональные условия реализации положений Плана, а также механизмы консультаций и информирования заинтересованных сторон.

Анализ показывает, что подходы шести стран к реализации Плана BEPS различаются. Хотя некоторые из них отстают по срокам реализации, каждая из стран продемонстрировала действия, которые можно рассматривать как лучшие практики. Россия достигла наибольших успехов с точки зрения объема реализации Плана.

В статье проведен анализ имплементации Принципов корпоративного управления «Группы двадцати»/ОЭСР Россией в сравнении с другими странами БРИКС и Индонезией. Изначально данный документ был опубликован ОЭСР в 1999 г. Последняя (третья) версия была разработана в 2014-2015 гг. при участии стран «Группы двадцати» и принята в ноябре 2015 г. на саммите «Группы двадцати» в г. Анталья (Турция). Обновленный документ не содержит кардинальных изменений по сравнению с предыдущими версиями, однако он включил в себя некоторые новые положения, внедрение которых стало необходимым после глобального финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг.

В центре внимания автора находятся действия выбранных для исследования стран по внедрению положений Принципов корпоративного управления «Группы двадцати»/ОЭСР, а также реальные изменения в этих странах. При проведении исследования были учтены рекомендации ОЭСР по оценке имплементации принципов корпоративного управления, в соответствии с которыми исследователям не следует заострять внимание на оценке количественных показателей. Ввиду этого автор делает акцент на качественных методах анализа и на сравнительном анализе. Выявлено, что наибольшую активность в сфере имплементации документа проявили Бразилия, Индонезия и Россия. В ЮАР и Китае наблюдалось отсутствие имплементации, в Индии – частичная имплементация.

Автор отмечает, что несмотря на наличие большого числа свидетельств формального внедрения принципов корпоративного управления в России в последние годы, реальные улучшения являются незначительными. Это касается раскрытия информации (в том числе, данных о доходах менеджеров), гендерного разнообразия советов директоров, повышения доли независимых директоров и т.д. Помимо этого, для российских компаний характерна высокая концентрация капитала, и роль советов директоров в реальности часто является лишь формальной.  Тем неменее автор присваивает России оценку «существенная имплементация», в основном за инициативу, а не за результат. Также, согласно выводам статьи, аналогичные проблемы наблюдаются и в других исследованных странах.

Рамочная концепция в области инвестиций (РКИ) ОЭСР, представляющая собой комплекс рекомендаций и наилучших практик в 12 направлениях  государственной политики, влияющих на формирование инвестиционного климата в стране, на сегодняшний день является наиболее полным и авторитетным международным инструментом в сфере международных инвестиций. Актуальность положений РКИ для государств ОЭСР и других стран, в том числе и России, обусловлена нарастающей конкуренцией на мировом инвестиционном рынке. Реализация положений Концепции способна значительно повысить привлекательность национальной юрисдикции с точки зрения привлечения прямых иностранных инвестиций, повышая, таким образом, общий уровень конкурентоспособности экономики страны.

Опыт крупных развивающихся стран, партнеров России по БРИКС, не являющихся членами Организации, но находящихся с ней в тесном взаимодействии, в том числе через процессы выработки и согласования обновленной версии документа, представляет интерес с точки зрения работы по реализации положений РКИ в Российской Федерации.

В рамках настоящей статьи инвестиционная политика Бразилии, Индии, Китая и ЮАР рассматривается через призму положений Концепции, сгруппированных по четырем основным направлениям: общие характеристики инвестиционного режима и содействие инвестициям, национальный режим регулирования в области инвестиций, торговая политика, преодоление структурных ограничений. По итогам анализа предлагается ряд рекомендаций по совершенствованию инвестиционной среды в России.

В последнее время Китай стал одним из ключевых доноров помощи развитию. С 2003 г. китайский бюджет программ помощи развитию возрастает ежегодно в среднем на 12%. Китайские власти увеличили взносы в структуры ООН и взяли на себя ряд важных обязательств в сфере международного развития, в частности обещали многомиллиардную поддержку странам Африки. Кроме того, Китай был инициатором ряда новых региональных и глобальных инициатив, таких как создание Азиатского банка инфраструктурных инвестиций и Нового банка развития БРИКС.   

            Китай уделяет много внимания реализации трехстороннего сотрудничества в области развития, в последние годы он увеличил число и масштаб трехсторонних партнерств. Благодаря трехстороннему сотрудничеству Китай увеличивает объемы и имеет потенциал повысить эффективность своих программ помощи развитию. В настоящее время Китай реализует несколько проектов трехстороннего сотрудничества с участием структур ООН и традиционных двусторонних партнеров в области развития. Эти проекты затрагивают различные секторы экономики, такие как сельское хозяйство, продовольственная безопасность, здравоохранение, образование, борьба со стихийными бедствиями, торговля и инвестиции. Вкладом Китая в этих проектах является передача знаний, экспертизы и технологий, а также предоставление полного или частичного финансирования. 

            Структуры ООН воспринимаются Китаем в качестве нейтральных партнеров, которые обладают широкой сетью представительств по всему миру и прямыми связями с правительствами стран-реципиентов помощи. Особое внимание в статье уделяется трехстороннему сотрудничеству с участием Китая и ПРООН. Стороны разработали первый проект в 2011 году и в текущий момент реализуют совместные проекты в пяти странах Азии и Африки. В партнерстве между Китаем и ПРООН используются две основные модели. Первая модель предусматривает совместное финансирование проектов при том, что китайским экспертам отводится ключевая роль в реализации проектов. Вторая модель предполагает финансирование со стороны третьего донора (как правило, из числа развитых стран), при этом Китай предоставляет техническую экспертизу и свой опыт.    

            При оценке накопленного на сегодняшний день опыта сотрудничества трехсторонние партнеры Китая выделяют ряд схожих выгод и проблем. В частности, трехстороннее сотрудничество с участием Китая признается партнерами в области развития полезным с точки зрения укрепления отношений и обмена опытом с китайской стороной. Тем не менее, трехстороннее сотрудничество является более сложным процессом по сравнению с двусторонним сотрудничеством, и его реализация может сопровождаться более высокими транзакционными издержками. В связи с этим всем участвующим сторонам с самого начала важно определить сферы общих интересов и запастись терпением при ежедневном взаимодействии и координации. Хорошее знание местных условий и понимание потенциальных результатов также могут снизить транзакционные издержки.   

            Автор дает ряд рекомендаций по развитию трехстороннего сотрудничества с участием Китая. Необходимо увеличить масштаб и уровень сложности текущих проектов, что требует дополнительного финансирования со стороны всех участников. С учетом усложненного характера трехстороннего сотрудничества следует четко определить роли, ответственность и процедуры в рамках реализации соответствующих проектов. Кроме того, требуется разработка системы мониторинга проектов трехстороннего сотрудничества, которая позволит оценить вклад каждого партнера и эффективность взаимного обмена опытом, а также сделать практические выводы.     

«Группа двадцати» приняла на себя обязательство стимулировать приток инвестиций в инфраструктуру и призывает многосторонние банки развития (МБР) увеличить кредитование инфраструктурных проектов для содействия глобальному росту.  Наряду с существующими МБР, такими как Всемирный банк и Азиатский банк развития, были созданы новые структуры – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и Новый банк развития. Страны «Группы двадцати» ожидают от новых и ранее созданных МБР увеличения объемов инвестиций в инфраструктуру за счёт непрерывного роста потока рентабельных проектов. Однако даже если все МБР станут наращивать объемы инвестирования, они все равно не будут способны удовлетворить глобальный спрос на инфраструктурные инвестиции.

МБР могут разрешить проблему дефицита инвестиций в инфраструктуру путем привлечения частных инвесторов и более глубокого взаимодействия между собой при выработке стандартов и в развитии региональной инфраструктуры. Существующие опасения относительно геополитических последствий возникновения новых МБР только стимулируют углубление взаимодействия между банками развития. Существует ряд вызовов и возможностей для сотрудничества в этой сфере. «Группа двадцати» должна ясно представлять, в чем состоит её роль в процессе углубления взаимодействия между банками и увеличения объемов инвестирования в инфраструктуру, а также воздерживаться от выхода за рамки этой роли, всегда учитывая наличие собственной сферы полномочий и ответственности у каждого банка из группы МБР. 

«Группа двадцати» может сгладить ощутимое несоответствие между количественной эффективностью и принятыми стандартами в деятельности МБР путем поощрения взаимодействия банков при выработке новых стандартов устойчивой / «зеленой» инфраструктуры, внося вклад в деятельность Альянса для глобального сопряжения инфраструктуры, выполняющего роль координатора деятельности МБР, а также помогая совместить деятельность «Группы двадцати» по развитию инфраструктуры с Повесткой дня в области устойчивого развития ООН.

После вывода из Афганистана основной части воинского контингента США, обстановка в стране  не только не претерпела радикальных позитивных изменений, но и имела тенденцию к обострению. Правящая элита, несмотря на твердую поддержку Вашингтона и Запада, не могла обеспечить необходимого единства, а сформированное после президентских выборов 2014 г. правительство оставалось шатким и политически уязвимым.  Экономика  функционировала, преимущественно, благодаря внешним финансово – экономическим вливаниям. Запущенная десятилетняя программа  становления на путь самообеспечения не давала каких-либо ощутимых результатов.

Правительству не удавалось запустить и переговорный процесс с вооруженными оппонентами, выступавшими за окончательный вывод войск США и НАТО. В руках талибов продолжала оставаться значительная часть территории страны. Наряду с интенсивными боевыми операциями проводились крупные террористические акты в городах, включая Кабул. Параллельно набирало силу и присутствие в Афганистане боевиков ИГИЛ.

Соседние государства, включая Россию, продолжали выражать серьезное беспокойство в связи с нестабильностью в Афганистане, расширением деятельности ИГИЛ, опасностью распространения с территории ИРА наркотиков и терроризма. Расценивая это  как потенциальную угрозу безопасности региона, они предпринимали шаги по оказанию содействия Кабулу и его курсу на национальное примирение. Москва  изучает возможность расширения региональной составляющей решения афганской проблемы.

Приход к власти в США новой Администрации не внес каких-либо новых корректив в политику Вашингтона в Афганистане. Более того, рассматривалась, в том числе, параллельно с НАТО, возможность расширения военного присутствия в этой стране, что способно дополнительно обострить афганский конфликт.